А.К.Толстой
БОРИВОЙ
Поморское cказание
К делу церкви сердцем рьяный,
Папа шлет в Роскильду слово
И поход на бодричаны
Проповедует крестовый:
«Встаньте! Вас теснят не в меру
Те язычники лихие,
Подымайте стяг за веру,—
Отпускаю вам грехи я.
Генрик Лев на бой великий
Уж поднялся, мною званый,
Он идет от Брунзовика
Грянуть с тылу в бодричаны.
Все, кто в этом деле сгинет,
Кто падет под знаком крестным,
Прежде чем их кровь остынет,—
Будут в царствии небесном».
И лишь зов проникнул в дони,
Первый встал епископ Эрик;
С ним монахи, вздевши брони,
Собираются на берег.
Дале Свен пришел, сын Нилса,
В шишаке своем крылатом;
С ним же вместе ополчился
Викинг Кнут, сверкая златом;
Оба царственного рода,
За престол тягались оба,
Но для славного похода
Прервана меж ними злоба.
И, как птиц приморских стая,
Много панцирного люду,
И грохоча и блистая,
К ним примкнулось отовсюду.
Все струги, построясь рядом,
Покидают вместе берег,
И, окинув силу взглядом,
Говорит епископ Эрик:
«С нами Бог! Склонил к нам папа
Преподобного Егорья,—
Разгромим теперь с нахрапа
Все славянское поморье!»
Свен же молвит: «В бранном споре
Не боюся никого я,
Лишь бы только в синем море
Нам не встретить Боривоя».
Но, смеясь, с кормы высокой
Молвит Кнут: «Нам нет препоны:
Боривой теперь далёко
Бьется с немцем у Арконы!»
И в веселии все трое,
С ними грозная дружина,
Все плывут в могучем строе
К башням города Волына.
Вдруг, поднявшись над кормою,
Говорит им Свен, сын Нилса:
«Мне сдалось: над той скалою
Словно лес зашевелился».
Кнут, вглядевшись, отвечает:
«Нет, не лес то шевелится,—
Щегол множество кивает,
О косицу бьет косица».
Встал епископ торопливо,
С удивлением во взоре:
«Что мне чудится за диво:
Кони ржут на синем море!»
Но епископу в смятенье
Отвечает бледный инок:
«То не ржанье,—то гуденье
Боривоевых волынок».
И внезапно, где играют
Всплески белые прибоя,
Из-за мыса выбегают
Волнорезы Боривоя.
Расписными парусами
Море синее покрыто,
Развилось по ветру знамя
Из божницы Святовита,
Плещут весла, блещут брони,
Топоры звенят стальные,
И, как бешеные кони,
Ржут волынки боевые.
И, начальным правя дубом,
Сам в чешуйчатой рубахе,
Боривой кивает чубом:
«Добрый день, отцы монахи!
Я вернулся из Арконы,
Где поля от крови рдеют,
Но немецкие знамена
Под стенами уж не веют.
В клочья ту порвавши лопать,
Заплатили долг мы немцам
И пришли теперь отхлопать
Вас по бритым по гуменцам!»,
И под всеми парусами
Он ударил им навстречу:
Сшиблись вдруг ладьи с ладьями -
И пошла меж ними сеча.
То взлетая над волнами,
То спускаяся в пучины,
Бок о бок сцепясь баграми,
С криком режутся дружины;
Брызжут искры, кровь струится,
Треск и вопль в бою сомкнутом,
До заката битва длится,—
Не сдаются Свен со Кнутом.
Но напрасны их усилья:
От ударов тяжкой стали
Позолоченные крылья
С шлема Свена уж упали;
Пронзена в жестоком споре
Кнута крепкая кольчуга,
И бросается он в море
С опрокинутого струга;
А епископ Эрик, в схватке
Над собой погибель чуя,
Перепрыгнул без оглядки
Из своей ладьи в чужую;
Голосит: «Не пожалею
На икону ничего я,
Лишь в Роскильду поскорее
Мне б уйти от Боривоя!»
И гребцы во страхе тоже,
Силу рук своих удвоя,
Голосят: «Спаси нас, Боже,
Защити от Боривоя!»
«Утекай, клобучье племя! —
Боривой кричит вдогоню,—
Вам вздохнуть не давши время,
Скоро сам я буду в дони!
К вам средь моря иль средь суши
Проложу себе дорогу
И заране ваши души
Обрекаю Чернобогу!»
Худо доням вышло, худо
В этой битве знаменитой;
В этот день морские чуда
Нажрались их трупов сыто,
И ладей в своем просторе
Опрокинутых немало
Почервоневшее море
Вверх полозьями качало.
Генрик Лев, идущий смело
На Волын к потехе ратной,
Услыхав про это дело,
В Брунзовик пошел обратно.
И от бодричей до Ретры,
От Осны до Дубовика,
Всюду весть разносят ветры
О победе той великой.
Шумом полн Волын веселым,
Вкруг Перуновой божницы
Хороводным ходят колом
Дев поморских вереницы.
А в Роскильдовском соборе
Собираются монахи,
Восклицают: «Горе, горе!»
И молебны служат в страхе,
И епископ с клирной силой,
На коленях в церкви стоя,
Молит: «Боже, нас помилуй!
Защити от Боривоя!»
Лето 1870 г.
--------------------------------------------------------------------------------
От ересиарха:
Да, это была славная битва...
--------------------------------------------------------------------------------
Справочно о героях поэмы:
Бодричи (ободриты) - славянское (точнее, словенское) племя, населявшее побережье Балтики в районе нынешнего Щецина (Восточная Германия)
Дони - даны, то есть датчане
Роскильда - совр. Копенгаген
Волын - совр. Волин
Брунзовик - совр. Брауншвейг
Аркона - знаменитая крепость-твердыня поморских словен, в наше время сохранилась лишь как археологи
|
Может, конечно, и не по теме. Но вот что странно. В большинстве случаев, по моим наблюдениям, когда кто-то очень резко высказывается на тему об ущемленности русских в России, то практически всегда с ошибками. И не только смысловыми, не только пунктуационными, но и обычными орфографическими. Понятно, что Интернет - не Политиздат, но одно дело обычные описки, а другое - именно ошибки. "Мы сами нездешние" - я на 75% русский, а на остальные 25%... нет, совсем не это, - англичанин. Но и работая в школе, обратил внимание: громче всех рассуждают (если мягко) о ч*урках, ж*дах и т.д. именно те, кто понятия не имеет о Пушкине, не говоря уж о Толстом или Глинке, прот. Аввакуме или Столыпине. Они не знают о Жукове и Рокоссовском, Суворове и Скобелеве. Но они - самые что ни на есть "суперрусские". А ведь словарь русского языка датчанин Даль собрал... Неужели доминирует традиция охотнорядцев? Не Пуришкевича даже, а, прости Господи, Маркова 2-го? Где же надмирность русской (и только русской, видимо), души?
P.S. Кстати, если кого "зацепит": можно вчинить Латвии иск за то, что натворил у нас латыш Бирен (он же герцог Бирон). Вовек не расплатятся.
|
НАЗАД